В водоворот событий первых дней Великой Отечественной войны вместе с минчанами были втянуты сотни людей, оказавшихся в белорусской столице волей случая или по долгу службы. В их числе – артисты Московского орденов Ленина и Трудового Красного Знамени Художественного Академического театра СССР имени М. Горького.
Вечером 15 июня 1941 г. с перрона Белорусского вокзала в Москве коллектив театра впервые в своей истории, которая началась в 1898 г., выехал на гастроли в Минск. В гастрольную труппу входили 117 человек. Среди актёров были такие блистательные мастера сцены, как народные артисты СССР В. И. Качалов, И. М. Москвин, М. М. Тарханов, народные артисты РСФСР О. Н. Андровская, М. И. Прудкин, заслуженные артисты РСФСР П. В. Массальский, М. М. Яншин и другие.
На сцене Окружного театра Красной Армии Западного Особого военного округа в помещении Дома Красной Армии вплоть до 30 июня должны были состояться 16 спектаклей.
Гастроли начались 17 июня вечерним спектаклем «На дне» по пьесе М. Горького. В предвоенную субботу 21 июня на спектакле «Тартюф» Ж. Б. Мольера присутствовали особые зрители – представители руководства БССР и командования ЗапОВО, причём, в силу полученных накануне тревожных сообщений с границы, в ложе командующего – генерала армии Д. Г. Павлова – был установлен аппарат высокочастотной связи для поддержания постоянного контакта с Москвой.
Как раз в полдень 22 июня, когда по радио прозвучало выступление заместителя председателя Совнаркома СССР В. М. Молотова, объявившего о начале войны, начался утренний спектакль «Школа злословия» Р. Шеридана. Занятые в нём артисты услышали ошеломляющую новость вместе со зрителями в антракте. Артист П. В. Массальский позже признался, что не запомнил, как доиграли спектакль, тем более, что почти сразу, одну за другой, объявили воздушную тревогу, и некоторые зрители покинули зал. Тем не менее, в этот день, в 15 часов, состоялся запланированный шефский концерт для воинов.
Вечером, несмотря на получасовую задержку из-за воздушной тревоги и полупустой зал, москвичи сыграли спектакль «На дне».
Назавтра, 23 июня около полудня над Минском появились первые немецкие бомбардировщики, но сбросили они свой груз пока только на железнодорожную товарную станцию и аэродром.
В этот день руководителю гастрольной труппы мхатовцев И. М. Москвину наконец удалось связаться по телефону с Москвой. Вопрос был один: «Что делать?». Ответ оказался столь же кратким: «Продолжать гастроли». Объяснялась такая настойчивость незнанием подлинной обстановки, а также прочно укоренившейся в сознании советских людей уверенностью, что в случае агрессии, Красная армия незамедлительно отбросит и разобьёт врага. Кроме того, дирекция МХАТа в Москве и минская администрация ДКА не могли решить вопрос, на кого лягут убытки в случае прекращения гастролей. Их минские организаторы, во исполнение строжайшего приказа властей не поддаваться паническим настроениям, призывали артистов не способствовать своим внезапным отъездом распространению паники, уверяя, что Минск надёжно защищён зенитной артиллерией.
В результате вечером 23 июня мхатовцы вновь вышли на сцену в спектакле «Школа злословия».
Однако около 10 часов утра 24 июня началась первая массированная бомбардировка Минска. Непрерывные воздушные налёты продолжались вплоть до 9 часов вечера.
Во время первого несколько бомб упало рядом с гостиницей «Беларусь», где жили артисты. Здание покачнулось, как при землетрясении, посыпались стёкла, сдвинулась мебель. Когда бомбардировка закончилась, в вестибюль гостиницы стали вносить с улицы убитых и раненых. Москвичи с ужасом увидели среди них мальчика лет 14, без сознания, с развороченным осколком животом. Запомнились также погибшие люди, лежавшие в развалинах небольшого дома напротив гостиницы, от которого сохранились только проёмы окон с красивыми цветочными вазонами.
Сотрудники постановочной части МХАТа бросились в ДКА, чтобы узнать о судьбе театрального имущества. Оказалось, что бомба упала как раз в правую часть здания, где оно хранилось. Стало очевидным, что далее оставаться в Минске не имеет смысла. Главный администратор МХАТа Ф. Н. Михальский немедленно направился к руководству железнодорожного вокзала, где ему обещали выделить поезд для артистов. Такое же обещание получил И. М. Москвин от военного коменданта Минска. Однако ситуация уже вышла из-под контроля властей: были разрушены подъездные пути пассажирского вокзала, уничтожена часть подвижного состава.
Только в одиннадцатом часу вечера администрация ДКА сумела раздобыть для артистов легковую машину, грузовик и неказистый автобус с минимальным количеством бензина, поскольку практически весь транспорт был мобилизован на нужды фронта. В машины посадили женщин и старших членов труппы, и они двинулись в направлении Борисова.
Оставшиеся мхатовцы двинулась в путь пешком около половины первого ночи с 24 на 25 июня. В центре города жар и пламя были нестерпимыми. Артисты, закрывавшие лица платками, чтобы не задохнуться, с трудом пробирались через воронки от бомб, цеплялись за оборванные трамвайные и телеграфные провода. Павел Массальский сумел всё же «выхватить» из этого театра абсурда наиболее характерные детали: автомобиль, висящий на лестнице высокого здания, жуткую в той ситуации улыбку и пустые глаза манекена в прекрасной одежде, стоявшего, как ни в чём не бывало в витрине разрушенного магазина…
Вскоре дорогу артистам, двигавшимся по центральной улице Советской, единственной, которая была им более или менее знакома, преградил огромный завал, преодолеть который они были не в состоянии, а на прилегающих улицах боялись заблудиться. Помог случай. К москвичам прибился местный парнишка лет 15, родные которого погибли во время бомбёжки. Этот минский подросток вывел артистов из города обходными путями.
На Московском шоссе они встретились с коллегами, выехавшими из Минска машинами. Далее мхатовцы передвигались фантастическим, по их словам, способом: заполненные до отказа автобус и грузовая машина на предельной скорости в течение двух часов мчались к Борисову, потом выгружались и возвращались за оставшимися. Затем схема повторялась.
После войны участники этого полного опасностей пути вспоминали некоторые его эпизоды даже с юмором. Запомнилась, например, артистка Лидия Коренева, захватившая с собой из Минска термос с кофе и крахмальную салфетку: она устраивала импровизированные завтраки на пеньках и постоянно искала, если не озерцо для умывания, то хотя бы лужу почище.
К ночи 28 июня, через Борисов, Оршу, Смоленск, Ярцево и Вязьму, мхатовцы прибыли в Можайск, откуда первым же пригородным поездом, в 4 часа утра 29 июня выехали в Москву.
Благодаря тому, что главного администратора театра Михальского весьма беспокоил предстоящий финансовый отчёт по итогам прерванных гастролей, закончившихся потерей дорогостоящего театрального имущества, он сумел довезти до Москвы то немногое, что осталось: нереализованные афиши, входные билеты, программы спектаклей и другую печатную продукцию, отпечатанную накануне гастролей в Минске. Все эти материалы, ставшие со временем историческими реликвиями, хранятся ныне в Москве, в музее МХАТа.
Вернувшиеся артисты получили несколько дней отпуска, затем включились в работу фронтовых концертных бригад.
«Огненные» гастроли в Минске навсегда остались в памяти их участников. Выступая на Антифашистском митинге в Москве 29 ноября 1942 г., И. М. Москвин сказал: «Художественный театр одним из первых почувствовал удары гитлеровских полчищ. 22 июня 1941 года мы играли в Минске… Фашисты начали бомбить город, безжалостно истребляя беззащитное население, разрушая памятники культуры и искусства…Мы пробовали продолжать в Минске наши спектакли, но это было невозможно: город горел, люди гибли… Мы ушли из Минска, унося с собой чувство боли, ненависти и гнева».
