(опубликовано в журнале Studia Slavica et Balcanica Petropolitana, www.slavica-petropolitana.spbu.ru)
В плену историографических мифов
8 сентября 2014 г. исполнилось 500 лет сражению под Оршей, в котором объединенная польско-литовская армия разгромила войска воевод И. А. Челядина и М. И. Булгакова-Голицы. По идее, тема Оршанской битвы должна объединять между собой военных историков России, Украины, Польши, Литвы и Беларуси, поскольку в этом крупном сражении участвовали представители земель всех пяти современных государств — подобно тому, как тема Грюнвальдской битвы 1410 г. в настоящее время объединяет по интересам историков Западной и Восточной Европы. Только в 2010 г. в Польше, России и Беларуси прошло сразу несколько юбилейных «грюнвальдских» конференций, было издано несколько научно-популярных и научных работ. Однако в отношении Оршанской битвы этого процесса не наблюдается, скорее наоборот, в историографии так и не сформировалось научного направления по изучению военно-исторических аспектов сражения 1514 г.
В современной белорусской историографии сражение под Оршей имеет особенное значение. Как писал Г. Н. Саганович, с «объявлением суверенитета Республики Беларусь перед историографией независимого государства встала задача опровержения великодержавных российских и польских мифов и создания своей концепции истории, которая способствовала бы укреплению белорусской идентичности».
В работах цитируемого автора, а также А. Грицкевича, Н. Ермаловича, О. Трусова, В. Орлова и других битва называется крупнейшим внешнеполитическим успехом Великого княжества Литовского в многовековом противостоянии с Россией («бiтва еўрапейскага значэння»). Несмотря на то, что до сегодняшнего дня специального монографического исследования сражения так и не появилось, за период 1991–2011 гг. увидели свет несколько десятков популярных и научно-популярных брошюр и статей, повествующих о «грандиозном разгроме 80-тысячного московского войска».
Тема Оршанской битвы в 1990-х гг., пожалуй, была одной из самых дискуссионных на страницах периодической печати. Появление многочисленной публицистики на эту тему в 1990-х – начале 2000-х гг. означало рост интереса к национальной военной истории.
В абсолютном большинстве статей 1990-х гг. победа кн. К. И. Острожского на Крапивенском поле трактовалась с патриотическим пафосом, в самих статьях неоднократно подчеркивалась необходимость празднования Оршанской битвы. В то же время появились работы противников празднования «дня воинской славы», трактовавшие события 1514 г. в традициях советской историографии.
Подобные идеологические баталии больше напоминают эмоциональные выпады, нежели результаты исторических исследований. Одна крайность — это когда в угоду какой-либо политической конъюнктуре преувеличиваются и превозносятся итоги сражения, но в то же время другой крайностью можно назвать стремление представить кампанию 1514 г. братоубийственной войной, главными поджигателями которой являлись Ватикан и Польская Корона.
Подобные споры, метания из крайности в крайность, только служат во вред исторической науке, призванной изучать прошлое с опорой на принципы историзма. В целом и у сторонников, и у противников празднования «дня воинской славы» спор сводится к разным трактовкам одних и тех же известных и опубликованных исторических источников. Вопросы методологии, а также поиска и введения в научный оборот новых документов, в публикациях не поднимались.
К началу XXI в. ситуация, к сожалению, не изменилась. Наглядным примером служит одна из последних статей «Аршанская бiтва 8 верасня 1514 г.», опубликованная в альманахе ARCHE. Автор публикации, В. Гарматный, фактически сделал компиляцию предыдущих работ белорусских коллег, поэтому статья не содержит никаких новых оригинальных выводов о ходе сражения.
Получается странная ситуация: с одной стороны, событие под Оршей некоторые считают «крупнейшей битвой XVI столетия», но с другой стороны не существует труда, в котором бы взвешенно, с использованием современных методов исторических исследований проводился анализ одного из главных событий войны 1512–1522 гг.
В целом можно выделить несколько историографических мифов и устойчивых ошибочных суждений современной историографии, касающихся численности противоборствующих сторон, результатов сражения и политических последствий сражения.
Так, в большинстве работ неоднократно повторяется тезис о победе «над 80 000 московском войском» втрое меньшими силами кн. К. И. Острожского. Некоторые исследователи, подчеркивая грандиозный разгром неприятеля, искусственно завышали и так преувеличенные данные хроник о количестве убитых и пленных «московитов».
В качестве курьезного примера можно указать на статью д-ра ист. наук А. Грицкевича в энциклопедическом издании «Великое княжество Литовское», в которой говорится, что «потери московского войска насчитывали около 40 тыс. человек убитыми, в плен попали Булгаков-Голица, Челядин и еще 8 воевод, 17 других военачальников, 2 тыс. “детей боярских” и больше 2 тыс. воинов» (выделено нами. — А. Л.).
Белорусские историки, необдуманно использующие в своих работах подобные цифры, не ставят перед собой никаких проблем «логистического подхода», не прибегают к элементарным приемам «военной логистики». Как королю и великому князю Литовскому удалось собрать в 1514 г. до 35 000 солдат, если акты того времени свидетельствуют о низких темпах сбора посполитого рушения? Откуда взялось гигантское войско в 80 000 московитов, если весь военный потенциал поместной конницы Руси был раза в четыре меньше этой цифры? Игнорируя приемы военной логистики, историки помещают эти огромные армии противников в излучину Днепра, между Оршей и р. Крапивной, но при этом не задаются вопросом — каким образом на поле протяженностью в 6–8 км и площадью в несколько десятков кв. км, изобилующем естественными преградами (холмами, ельниками и оврагами), «поместилось» более 110 000 воинов?
Польско-литовские источники свидетельствуют о значительном численном превосходстве «московитов» над армией кн. К. И. Острожского, а между тем русские источники говорят об обратном («а сила не нарядна была, а инии в отъезде были, а литва пришла изнарядяся на них»). С источниковедческой точки зрения, нет никаких причин отдавать предпочтение одному нарративному источнику и игнорировать другой. Причина отбора источника и степень доверия к нему должны быть вдумчиво объяснены. Недостаточное внимание к вопросам военной истории привело к тому, что уровень научных исследований об Оршанской битве совершенно не соответствует общему уровню развития исторической науки.
Некоторые историки, справедливо подчеркивая оборонительный характер войны для ВКЛ, акцентировали особое внимание на участии в сражении «белорусских воинов». Важно было подчеркнуть значительное присутствие в нем белорусов, связав тем самым битву с национальной историей. Но как показывают документы, основная часть войска состояла из поляков и наемников-европейцев (венгров, чехов, моравов, сербов), которых насчитывалось до 2/3 всего войска. В построениях на поле боя они заняли левое крыло и центр. Собственно воины ВКЛ занимали только одно крыло — правое. Таким образом, нет никаких оснований считать, как это делают некоторые современные белорусские историки, что значительную численность войска короля составляли белорусские воины, которые сыграли главную роль в битве.
Главным военно-политическим результатом сражения у Орши современники битвы и хронисты XVI в. считали «защиту суверенитета» Литвы и Польши от нашествия полчищ московитов. Этот тезис со временем перешел и на страницы работ по истории и стал аксиоматическим утверждением. При этом анализ российских источников не производился. Изучение летописей и разрядных книг позволяет ответить на несколько важных вопросов: что из себя представляла русская армия, собранная на «днепровском рубеже» к 8 сентября 1514 г., каков ее командный состав, из каких отрядов поместной конницы она состояла?
В современной литературе к важным внешнеполитическим последствиям битвы под Оршей относят распад коалиции Империи, Тевтонского ордена и России против Польской Короны и ВКЛ. Этот тезис базируется на старых априорных утверждениях, берущих начало в пропагандистском поле 1514–1515 гг. Однако внимательное изучение дипломатических документов показывает, что проект союза распался еще до злополучного сражения.
Хитрый «цесарь» Максимилиан решил не связывать себя обязательствами, оговоренными его же послом Георгом Шнитценпаумером в Москве в марте 1514 г. В текст заключенного весной договора на имперском совете в Гмундене 4 августа 1514 г. были внесены значительные изменения: вместо четких пунктов о совместной войне против Ягеллонов предлагалось прежде попытаться мирным путем склонять польского короля
к удовлетворению требований союзников и только в случае его отказа исполнить эти требования открыть военные действия. После того как в декабре 1514 г. имперские послы Я. Ослер и М. Бургшталлер доставили исправленную грамоту в Москву, государь Василий Иоаннович категорически отказался от такого изменения в договоре. В конечном итоге все это привело к «заморозке» русско-австрийского союза.
Королевская посольская служба, отслеживающая русско-имперские переговоры, не знала об изменениях в договоре и не могла догадываться о последствиях поправок к соглашению, внесенных по инициативе Максимилиана. Объективно говоря, даже если бы битва под Оршей не состоялась, подписание русско-австрийского договора в «гмунденовской» редакции августа 1514 г. вряд ли произошло бы. Тем не менее, при дворе Ягеллонов искренне считали, что результаты битвы прямым образом повлияли на разрыв габсбургско-московского союза. Серьезный внешнеполитический эффект имели не столько последствия самой битвы, сколько пропагандистская деятельность ягеллонской дипломатии.
После краткого историографического обзора вывод напрашивается неутешительный: на сегодняшний день в белорусской академической литературе нет публикаций об Оршанском сражении, соответствующих научным критериям, отсутствуют серьезные научные разработки в области методологии военной истории. Так и не появилось новых оригинальных работ, свободных от политической конъюнктуры, не увидели свет новые источники, способные расширить представления об Оршанской битве. К сожалению, отсутствие монографического исследования с выдержанной научной методологией не может компенсироваться наличием большого количества статей с явным политическим окрасом, также как и почти полное отсутствие разработки источниковой базы не может компенсироваться многократным пересказом одних и тех же сведений нарративных источников.
Особенностью белорусской историографии постсоветского периода является наличие национально ориентированных работ, в которых интерпретация внешнеполитических событий проходит в рамках заданной концепции, с преувеличением значения одних исторических фактов и преуменьшением или игнорированием других.
Главными проблемами, препятствующими выяснению военно-исторических аспектов кампании 1514 г., являются преобладание идеолого-политических взглядов над объективизмом, неразработанность источниковой базы, а также недостаточный учет белорусскими историками вопросов военно-практического характера.
Справедливости ради следует заметить, что часть указанных критических замечаний можно также применить к литовской, российской и польской историографии. По-прежнему, из работы в работу кочуют мифы, берущие начало в пропагандистской публицистике 1514–1515 гг. Вполне объяснимо некритическое восприятие нарративных известий историками XVIII–XIX вв., но совершенно непонятны мотивы историков Новейшего времени, которые следуют либо национальным концепциям, либо сложившимся историографическим традициям. И ничего нового, кроме стремления следовать этим концепциям и традициям, в таких работах не найти.
Подобный подход к исследованию вызывает, мягко говоря, полное недоумение. Во-первых, используются только известные опубликованные тенденциозные источники, и рассуждения о степени их достоверности ведутся в рамках уже известного науке нарратива. Источниковая база за последние десятилетия практически не расширилась ни «вширь», ни «вглубь». Во-вторых, в историографии сложилось ошибочное мнение, что новых документов об Оршанском сражении найти невозможно, вследствие крайне неудовлетворительного состояния источниковой базы.
Единственный выход из данной ситуации видится в том, чтобы исследовать события осени 1514 г. «с чистого листа», без априорных утверждений и пересказов сложившихся стереотипов. На первый план исследования выходят проблемы критики исторических источников и проблемы поиска новых документальных свидетельств.
Проблемы поиска новых источников
Значительное число источников остается неопубликованным как в российских, так и в иностранных архивных собраниях. Сложность в исследовании заключается еще и в том, что написаны они на разных языках: латинском, польском, немецком, итальянском, старобелорусском и т. д.
В этой работе нам хотелось бы поделиться своими результатами поисков новых источников, проливающих свет на события пятисотлетней давности.
Особую ценность представляют так называемые «мобилизационные документы» — акты 1514 г. (постановления и решения сеймов, наем и отправка жолнеров, предварительные списки и реестры войск и т. д.) в составе неопубликованной 7-й книги записей Литовской метрики (РГАДА, книга-копия конца XVI в.). Однако эти акты метрики в исследовании битвы белорусскими историками не использовались, несмотря на то, что в Национальном историческом архиве Беларуси имеется микрофильм данной книги записей. Материалы книги охватывают интересующий нас период с сентября 1511 г. по апрель 1514 г., но наиболее ценны для нас документы «о обороне земской», такие как: «Обмова с паны радами», «Окружная грамота» и списки нанятых для военной кампании «служебных», датированные апрелем–маем 1514 г.
Полученные из Вильны победные реляции отложились также в фондах Национальной библиотеки св. Марка в Венеции (Biblioteca Nazionale Marciana), в собраниях итальянских и латинских рукописей. Копия самого первого известия о битве, письмо Сигизмунда своему брату Владиславу от 12 сентября, в котором упоминаются столкновения с передовыми отрядами московитов 28 августа и 1 сентября, переправа через Борисфен (Днепр) и «славная победа в день св. Марии над восьмьюдесятью тысячами врагов». Там же находятся послания венецианским патрициям с сообщениями о поражении москвитян и дальнейшей борьбе с врагами веры (от 29 сентября и 22 октября).
Заслуживают самого пристального внимания документы из собрания исторического Кенигсбергского тайного архива (ныне собрание Geheimes Staatsarchiv Preussischer Kulturbesitz — GStAPK), поскольку они дают новые сведения о малоизвестных эпизодах «Великой битвы» 1514 г.
Донесения агентов Тевтонского ордена в Вильно и Пскове, доклады великому магистру комтуров и фогтов, сообщения осведомленных лиц и т. д. — весь этот интереснейший комплекс документов долгое время оставался неизвестным большинству исследователей. В отличие от тенденциозных источников русского и литовского происхождения, отражающих интересы проигравшей и победившей сторон, орденские документы представляют собой «взгляд со стороны». В них содержатся новые данные о составе и численности польско-литовской армии, о ходе битвы у Днепра, об обстоятельствах пленения «московитских герцогов», о потерях «московитов» и политических последствиях сражения. К примеру, в письме орденского комтура Мемеля Михеля фон Швабена (Michel von Swaben, Ordens comptur zuer Memel), написанном буквально накануне сражения, 3 сентября, на основании шпионских донесений приводится исчисление польско-литовских войск короля, собранных к концу августа под Борисовым, которое разительно отличается от сведений позднейших польско-литовских хроник: «И король, как сказывают, привел 12 тысяч чужеземного народа, позднее прибыли еще 5 тыс., и также было много наций: литовцы, русские, татары, жемойты и другие народы» (Nu hot der konigk, wie man spricht, XII tausent man fremdis volks, und sal noch komen V tausent, vnd hat sunst auch vil volk Littawen, Russen, Thatern, Samaiten und ander volk).
Одним из самых интересных источников являются донесения агентов Ордена из Пскова, написанные спустя неделю после битвы. Шокирующие известия о поражении достигли города 16 сентября 1514 г.: «воинство Его Королевского Величества дало сражение под Оршей на [Д]неп[р]е, и значительное число московитов было там убито и захвачено в плен живыми; как говорят, около 2 тыс.» (konincklike magestat folk hebbenn eyne slachtynge geholdenn by Orse an der Nepe unnd eyne mercklike sint der Moskowiter totgeslagenn unnd levendich gefanngen, so men secht, by IIM). Приведенный пример показывает, насколько «публичные» сведения отличались от разведывательных данных. Как видим, общие потери сразу после сражения определялись всего в 2 тыс. человек — это в 15–20 раз меньше, чем в пропагандистских польско-литовских сочинениях.
Таким образом, документы архива магистров Тевтонского ордена — ценнейший источник по изучению «великой битвы».
Неизвестные документы (в том числе и шпионские донесения) о «большом сражении московитов» могут храниться в собрании Maximiliana-Akten или других фондах Haus-, Hof-, und Staatsarchiv (Wien), поскольку события на литовско-русском фронте были объектом пристального внимания императора Священной Римской Империи, главного инициатора антиягеллонской коалиции. Необходим дальнейший поиск документов, прежде всего в зарубежных собраниях.
Конец первой части
