Воссоединение униатов с Православной Церковью, произошедшее на Полоцком соборе 1839 г., является одним из важнейших событий истории белорусского народа.
Несмотря на достаточную исследованность исторической наукой этого события, оно остается предметом не только споров, но и политически ангажированных спекуляций, и откровенной лжи. Это свидетельствует о том, что волны, поднятые воссоединением, не улеглись. До сих пор ликвидация унии влияет на ход общественной и политической жизни в Беларуси. По отношению общественного деятеля к делу воссоединения униатов можно смело судить как о его духовно-культурной самоидентификации, так и о политических взглядах. Отсюда тема, связанная с осмыслением всех исторических реалий, порожденных унией, звучит актуально и в наши дни.
Попытаемся проследить историческую судьбу белорусского народа в зависимости от генезиса самой идеи унии.
Как известно, территория современной Белоруссии входила в состав Киевской Руси. В Х — ХІІІ вв. здесь возникла и расцвела мощная славянская христианская культура, основанная на византийской православной традиции. Достигли высокого уровня развития литература, архитектура, живопись, прикладное искусство, музыка. Все эти отрасли культуры опирались на Восточно-христианскую духовность и имели глубоко церковный характер. При этом, как отмечают все исследователи, они несли на себе отпечаток местных особенностей, что свидетельствует о творческом подходе и глубине в восприятии народом огромного пласта высочайшей византийской культуры.
Несомненно, такая передача цивилизации оказалась возможной благодаря тому, что в результате просветительной деятельности святых братьев Кирилла и Мефодия православное христианство пришло на славянские земли на славянском языке, что напрочь исключало восприятие славянами христианства и византийской культуры, как чего-то чуждого. Это позволило восточным славянам очень быстро войти в круг культурно развитых народов. Таким образом, предки белорусов вместе со всем населением Киевского государства вошли в суперэтнос: византийское содружество народов — и сферу Восточно-христианской цивилизации, стержнем которой являлась Православная Церковь.
При этом важно отметить, что принадлежность к какой-либо цивилизации подразумевает не только единство людей в мировоззренческих и духовно-культурных вопросах, но и вполне определенный стереотип поведения на бытовом уровне. Если идентификация «свой — чужой» осуществляется по какому-либо мировоззренческому признаку, — например, вероисповеданию — то на эмоциональные взаимоотношения людей разных цивилизаций главное влияние оказывает именно бытовой стереотип поведения. Проще говоря, то, что принадлежащим одной цивилизации кажется хорошим, а значит приемлемым, тем, кто относится к иной представляется плохим и неприемлемым. К сожалению, бытовой уровень делает возможность мирного сосуществования цивилизаций проблематичным, и они постоянно находятся в состоянии открытого или скрытого соперничества. Причем потеря суперэтносом или цивилизацией сферы влияния не означает исчезновение принадлежащих им людей. Люди остаются, но меняется духовно-культурные ориентиры, стереотип поведения, а, как следствие цивилизационная самоидентификация.
Одновременно со становлением Киевской Руси, как части Восточно-христианской цивилизации, ее ближайшая соседка Польша, народ которой принадлежит к славянскому культурно-историческому типу, через принятие католицизма вошла в состав Западно-христианской — Европейской цивилизации и соответствующий суперэтнос. Граница двух различных цивилизаций прошла между братскими славянскими народами. Трудно спорить с Н.Я.Данилевским, который определяет понятие Европа, не как географическую, а как культурно-историческую реальность. Он пишет: «Европа есть поприще германо-романской цивилизации — ни более, ни менее; или, по употребительному метафорическому способу выражения, Европа есть сама германо-романская цивилизация». Таким образом, с принятием католицизма польский славянский народ вошел в сферу влияния цивилизации, которая выросла на совершенно чуждой ему этнической и языковой основе. Поляки всеми силами постарались усвоить и соответствующий стереотип поведения, не очень успешно ломая в себе славянские стихии. Это неизбежно делало Польшу цивилизационным форпостом Запада, постепенно, по мере усиления церковного разделения Востока и Запада и их цивилизационного противостояния, толкало ее на попытки стать во главе славянского мира с «цивилизаторской» целью. Этому способствовала особенность Западно-Европейской цивилизации: ее представители признают носителями цивилизации только себя. Всех прочих они считают объектом цивилизаторской деятельности. Отсюда наступление на славянские территории немецких монашеско-рыцарских орденов в ХІІІ — ХІV вв., колониальная политика и пр. Забегая вперед скажем, что это вело Польшу к соперничеству с другим лидером славянства — православной Московской Русью, а затем Российской империей. Именно это и составляло для последней суть так называемого «польского вопроса».
Однако, вернемся к белорусским землям. Киевская Русь с середины ХІІ столетия начала стремительно разваливаться на отдельные регионы и удельные княжества. Катализатором этого процесса явился татаро-монгольский разгром русских земель в первой половине ХІІІ столетия. Основная линия разлома пролегла между Северо-Восточными и Юго-Западными территориями бывшей единой страны. Последние стали объектом пристального интереса со стороны венгров, поляков и только вступавших в этот период на историческую сцену литовцев. Современные Белорусские земли, составлявшие Западную часть Киевской Руси, постепенно вошли в состав Великого Княжества Литовского. Мы не будем рассматривать различные теории возникновения этого государства. Скажем только, что к концу XIV века оно занимало огромную территорию от Черного до Балтийского моря, с одной стороны, и от Угры, Оки и истоков Сейма до Западного Буга, с другой. При этом собственно литовские земли занимали только десятую часть государства. Православные русские составляли до 80% населения страны и довлели над литовцами не только количественно, но и культурно. Литовские князья в большинстве признавали пользу культурного воздействия русских-православных на литовцев-язычников и не только не препятствовали ему, но и сами охотно ему поддавались. «Со времен Миндовга до Ягайлы, — пишет митрополит Макарий в своей „Истории Русской Церкви“, — большая часть литовских князей исповедовали православие». То, что некоторые князья принимали православие не по убеждению, а по каким-либо видам и впоследствии легко отказывались от него, не могло остановить русское влияние на литовцев. Они постепенно «перенимали у русских ремесла и искусства, обычаи и нравы, православную веру, право и даже язык». Особенно усилились эти процессы со вступлением на великокняжеский престол Витеня (1293 — 1316 гг.). Своего апогея они достигли во время правления Ольгерда (1345 — 1377 гг.). Большое значение в этом играли смешанные браки литовцев и русских, которые практиковались и великими князьями и простолюдинами. Несомненно, шел медленный и естественный процесс вхождения литовцев в Восточно-христианскую цивилизацию.
Цивилизационная ситуация в Литве начала меняться с заключением между Великим княжеством Литовским и Польшей Кревской унии в 1385 г. Уния была необходима политикам обоих государств для решения как общих внешнеполитических, так и своих внутренних проблем. Она была заключена в виде брачного союза между великим князем Литвы Ягайло и польской принцессой Ядвигой.
Однако, надо сказать, что поляки и литовцы ставили перед своим союзом разные цели. В представлении литовских патриотов «династическая уния была лишь союзом двух самостоятельных государств, которые обязаны были жить между собою в мире и согласии, оказывать взаимную помощь в войне с врагами, содействовать в деле развития благоустройства и мощи обоих государств». Поляки же «стремились использовать династическую унию для присоединения Великого Княжества Литовского к Польше, полной колонизации его земель и введения католической веры среди православного населения». Поэтому Кревская уния несла в себе не только политические — Великий Князь Литовский становился королем Польши и обязался навсегда присоединить к ней свои владения — но и цивилизационные аспекты: Ягайло и другие князья обязались принять католичество со всеми своими подданными. После заключения унии и возведения на польский трон Ягайло, получивший в латинском крещении имя Владислав, последовательно проводил в жизнь и политические и цивилизационные положения Польско-Литовского союза. В 1387 и 1400 гг. он издал привилеи, согласно которым вся знать, исповедующая православную веру, ставилась в ущербное правовое и экономическое положение по сравнению с феодалами-католиками. При этом Великий Князь ВКЛ Витовт, который неоднократно выступал как политический оппонент Ягайло, в цивилизационных вопросах поддерживал своего двоюродного брата польского короля. Ему было важно разорвать цивилизационное единство русского населения ВКЛ и объединяющейся вокруг Московского княжества Северо-Восточной Руси.
Первоначально дискриминирующие православных законодательные акты распространялись в основном на литовских бояр. Но в дальнейшем, после Городельского сейма 1413 г., поражение в правах православной знати было применено и к русским территориям ВКЛ.
Акт Городельской унии, которая подтвердила и существенно укрепила Польско-Литовский союз, ставил православных на одну ступень с язычниками. «Упомянутыми вольностями, привилеями и милостями, — читаем в этом акте, — должны пользоваться и владеть только те паны и бояре Литовской земли, коим предоставлены гербы и клейноды панов королевства Польского и которые исповедают католическую веру и подчиняются римской церкви, но не схизматики (т.е. православные) или другие неверные». Конечно, польское правительство, расширяя «привилегии, вольности и милости» католической знати ВКЛ, преследовало вполне определенную политическую цель: привязать литовских бояр-католиков к унии с Польшей и сделать их ее защитниками. Но, нельзя не видеть, что это имело далеко идущую цель — соблазнять державшихся православия к переходу в латинство. Хотя, в дальнейшем под давлением политических обстоятельств Ягайло неоднократно шел на некоторые уступки православным (привилеи 1432 и 1434 гг.), тем не менее, до конца своих дней он остался верен Городельскому постановлению 1413 г. Это же можно сказать и о его преемниках на польском троне.
Недовольство православного населения, аристократии и дворянства ВКЛ дискриминационным наступлением на их духовно-культурные начала, послужило одной из причин гражданской войны 1432 — 1436 гг., которая имела национально-религиозную окраску и черты национального движения. Русское население стремилось даже к собственной государственности: в источниках речь идет о «Великом княжестве Русском». Однако, выступивший выразителем их интересов великий князь Свидригайло не сумел полностью использовать представившийся ему исторический шанс. Он совершил несколько крупных политических ошибок и увлекся идеей церковной унии, которая была совершенно непопулярна среди русского населения Литвы. В результате большая часть русских феодалов покинула Свидригайло и он потерпел поражение. «С поражением Свидригайлы, — пишет Л.Н.Гумилев, — последние надежды на торжество Православия в Литве оказались похоронены».
С этого момента превращение Великого Княжества Литовского в католическое государство было только вопросом времени и произошло довольно быстро. Занявший польский трон великий князь литовский Казимир в 1447 г. практически уравнял личные и экономические права православной знати и феодалов-католиков, хотя дискриминация при назначении на государственные должности и политическое неравенство продолжали существовать, что постоянно отмечают практически все исследователи. Это политическое неравноправие свидетельствует — борьба православных под знаменами Свидригайло не остановила, а только приостановила цивилизационное наступление Польши. Поэтому можно смело согласиться с академиком Л.Н.Гумилевым, который говорит, что с времени правления Казимира «Литва окончательно превратилась в католическое государство». Добавим — католическое государство с подавляющим православным населением. Это было первым плодом Кревско-Городельских соглашений.
Здесь нам необходимо оговориться, что причины дискриминационной политики польского правительства относительно православной знати вполне понятны. Аристократия и дворянство — это элита, потомственные вожди народа, организаторы всех сторон его государственной и общественной жизни. Они же хранители традиций и передовые представители культуры своего народа. Образно говоря, это глава, определяющая направление движения общества. Польский король, аристократия и дворянство Польши, римо-католическое духовенство надеялись, что крещение в католицизм литовских бояр-язычников и изменение конфессиональной принадлежности православной русской и литовской знати ВКЛ заставит следовать за ними весь народ этого государства. Надежды на последнее росли по мере того, как одновременно с цивилизационным наступлением на православную знать с конца XIV происходил процесс закрепощения крестьян. Естественно, что не свободный лично и экономически зависимый от своего господина крестьянин должен был стать легкой добычей западных культуртрегеров.
Дальнейшие последствия Кревской унии и Городельского сейма не пришлось ждать долго. С одной стороны, постепенно государственный и политический уклад ВКЛ стал идентичен польскому.
С другой стороны, достаточно быстро в погоне за равноправием с католической аристократией, привилегиями и высшим положением в государстве многие русские княжеские и знатные шляхетские роды перешли из Православия в католичество. Этот переход подразумевал изменение не только духовно-культурных ориентиров и цивилизационной самоидентификации, но и принятие цивилизационных с польским этническим оттенком стереотипов поведения. Иначе перешедший из православия шляхтич или боярин просто не мог быть принят в среду польской католической знати. Отсюда изменение конфессиональной принадлежности помимо прочего принимало у этих людей вид отказа от своих этнических корней. Если это еще не очень хорошо получалось у перешедших в латинство отцов, то дети, а тем более внуки уже мало чем отличались от природных поляков. В исторической науке данное явление обозначено термином «полонизация».
Помимо этого на Литовские земли хлынул поток переселенцев из Польши, которые занимали разные должности в ВКЛ и приобретали здесь имения. «Беларусь покрылась, — пишет архиепископ Афанасий Мартос, — густою сетью польских колоний и польской шляхты, наехавшей сюда из Польши. Образовались так называемые „околицы“ и „засцянки“ польской и сполонизованной шляхты… Эта шляхта являлась большою полонизационною силою в Беларуси». Естественно — все эти люди составили очень влиятельный слой населения, в среде которого полагали, что живут в варварской стране и несут на себе цивилизаторскую миссию. Конечно, эта польская и ополяченная знать была приверженной унии с Польшей.
Наконец далеко не все православные феодалы сдались под натиском католической политики польских королей. В их среде возникли и начали развиваться симпатии ко все более возвышающейся и берущей на себя роль защитницы Православной веры Москве. Это вылилось в сепаратизм православной знати ВКЛ и ее борьбу с центральной властью государства.
Так в 1481 г. в Киеве был раскрыт заговор против короля Казимира, который был организован православными магнатами: Слуцким князем Михаилом Олельковичем, его двоюродным братом Федором Бельским и одним из князей Гольшанских. В конце 80-х — начале 90-х гг. XV в. ВКЛ потеряло территории принадлежавшие православным князьям Воротынским, Белявским, Мерецким, Вяземским, которые перешли на службу к Московскому Великому князю вместе со своими уделами. Эти тенденции усугублялись тем, что Москва, видя цивилизационную политику правителей Речи Посполитой, не могла не выступить как правопреемница Киевской Руси и не претендовать на принадлежащие Литве территории с исконно русским православным населением. Так же в это время — XVI в. — Московское княжество боролось за решение государственно-политических проблем на своих западных рубежах. Это вело к постоянным и губительным для ВКЛ вооруженным конфликтам между Вильно и Москвой. В этих войнах ВКЛ потеряло ¼ часть своей территории. Совокупность таковых причин, являвшихся прямыми или опосредованными последствиями цивилизационных аспектов Кревских и Городельских соглашений, ослабляло ВКЛ и все более толкало его правителей на укрепление союза с Польшей.
В результате литовские патриоты, несмотря на то, что они неоднократно добивались королевских грамот с подтверждениями независимости ВКЛ, не сумели сохранить суверенитет страны.
В 1569 г. на созванном в Люблине сейме произошло объединение Польши и ВКЛ в одно государство — Речь Посполитую. Некоторые исследователи полагают, что «положение ВКЛ в составе Речи Посполитой не было… трагичным». Однако большинство историков справедливо находят, что заключение Люблинской государственной унии — это не только аннексия и инкорпорация Литвы в королевство Польское, но и цивилизационная трагедия для исконно русского населения Литвы, т.к. эта уния несла в себе угрозу полного окатоличивания и полонизации края.
Вина за эту трагедию ложится на литовских князей. В частности, согласно мнению профессора Я.А.Юхо акт люблинской унии просто прикрывал государственную измену великого князя, а так же насилия польских феодалов и высшего католического духовенства. Помимо этого люблинская уния законодательно закрепляла отлучение украинских и части белорусских земель и должна была стать программой ополячивания и ликвидации белорусской и украинской культур. Подобные мнения историков можно приводить во множестве. Они свидетельствует о том, что от пристального взора исследователей не ускользнул тот факт, что правителям ВКЛ были совершенно чужды интересы и чаяния их русских подданных. В результате трудно согласиться с неоднократно озвученным националистически настроенными деятелями мнением, что это княжество было ранней белорусской державой.
Аннексия ВКЛ Польшей повергло русское православное население Литвы под полную власть польского правительства и римо-католического духовенства. Уже прежде русские (здесь и далее мы имеем в виду предков белорусов, которые сами себя в те времена идентифицировали русскими) через окатоличивание и полонизацию практически лишились своей элиты, а через крепостную зависимость — ведь подавляющее большинство православного населения составляли крестьяне — свободного голоса. Все это не давало им возможности организовать эффективное сопротивление и отстоять свои права.
Единственным институтом, который организовывал русское население и выступал хранителем духовных и национально-культурных основ их жизни, оставалась Православная Церковь. Но она уже со времен Ягайло и Витовта оказалась под особо пристальным вниманием враждебно настроенной власти и покровительствуемого ею латинства, подвергаясь уничижению и гонениям постепенно нараставшим по мере сближения Литвы с Польшей и естественно усилившимся после Люблинской унии. «Хотя Речь Посполитая была в то время самым веротерпимым государством Европы, — пишет автор брошюры „Присоединение к Риму и становление воссоединенной Церкви“ униатский священник Сергий Голованов, — к христианам греческого обряда часто относились как к гражданам второго сорта. Польские духовные писатели называли их „схизматиками“, церкви „синагогами“, а епископов „владыками“ (в смысле: „ненастоящие епископы“). Обычный латинский епископ занимал более значительное общественное положение, чем Киевский митрополит. Владык не пускали в сенат, в отличие от их собратий латинского обряда. Православные храмы были обязаны отчислять десятую часть своих доходов ближайшему костелу. Всеми привилегиями обладали только польские и литовские шляхтичи римского обряда, которые чувствовали себя завоевателями и колонизаторами восточно-славянских земель».
Такое положение Православной Церкви в Речи Посполитой не могло принести ей особого вреда. Хорошо известно, что во времена гонений Церковь увеличивает свой авторитет и укрепляется. Но этого не произошло в Литве. Дело в том, что в Литовском Православии, оторванном от тела прочей Русской Церкви и территориально удаленном от своего патриархийного центра — Константинополя, получили развитие многие тенденции, которые со временем извратили церковную жизнь народа.
Во-первых, сузился объем церковного суда, что существенно ограничивало сферу влияния Церкви на жизнь как отдельного человека, так и общества в целом.
Во-вторых, в ущерб церковной иерархии развилось участие в церковном управлении мирян. Право покровительства, право подавания, право презента, управление и суд в отношении патронируемых учреждений — находившиеся в руках православной знати и возникшие как плод усердия благочестивых ревнителей Церкви первоначально работали на защиту Церкви от латинства. Но, по мере окатоличивания и ополячивания высшего слоя ВКЛ обращались против нее. Патроны католики, в числе которых был и сам король, в отношениях к православным храмам и монастырям руководствовались не их интересами, а смотрели на них как на доходные статьи, называя «духовными хлебами», и целенаправленно разрушали организм Церкви. Это вело к страшным злоупотреблениям, главным следствием которых был приход в церковную иерархию всех уровней многих недостойных членов и падение доверия церковного народа к своим архипастырям и пастырям. Последнее внесло в саму Православную Церковь губительный для нее раскол между интересами высшей иерархии и простого народа. Ярким свидетельством тому является деятельность православных братств, которые, как известно, боролись не только с наступлением латинства, но и со своими владыками.
Отсюда стало возможным то, к чему стремились литовские князья и польские короли начиная с Витовта: заключение религиозной унии между католической и Православной церквями в Литве. Тщательно подготовленное латинским духовенством и особенно иезуитами, оно совершилось в Бресте в 1596 г.
Несмотря на сопротивление, которое православные оказывали распространению унии в течение практически всего XVII столетия, униатство при мощной поддержке государства восторжествовало. К концу ХVIII века на территории современной Белоруссии и Литвы проживало около трех миллионов человек. 39% от общего количества белорусов, поляков и литовцев принадлежали униатской церкви, 38% были католиками, 6,5% исповедывали православие, остальные были староверами и протестантами. Подавляющая часть белорусских крестьян — 80%, бедная шляхта и мещане были униатами.
Введение церковной унии со всей очевидностью открыло цивилизационную суть политики правителей Польши в отношении их русских подданных. Дело в том, что католичество в его униатской ипостаси не поставило белорусов равное положение с поляками-латинянами. Как прежде православные, так теперь униаты продолжали оставаться в Речи Посполитой людьми второго сорта. Их веру, язык, материальную и духовную культуру называли «хлопскими» в противоположность «панским» — польским — вере, языку и культуре. Этнический и цивилизационный стереотип поведения белорусов считали варварством. Латинство и польскость были поставлены перед белорусами тем идеалом, к которому они должны были стремиться. «Хотя со временем Уния и получила известное распространение, — пишет автор „История Православия в Литве“, — но популярности и авторитета, несмотря на все усилия, не снискала. Униаты существовали презираемые как православными, так и довольно часто католиками. Их вера, как, впрочем, и Православная, считалась „холопской“ верой: дворянство и шляхта, изменяя Православию, стыдились Унии и старались переходить в т. н. „панскую“ веру — Католичество. Само правительство тоже не очень ценило Унию: сенаторских мест униатская иерархия, несмотря на все обещания, так и не получила и по сравнению с католической иерархией постоянно оставалась в обидном, приниженном положении».
В таких условиях в среде униатской иерархии не могло не происходить постепенного отказа от православного духовно-культурного наследия, что меняло древние внешние и внутренние формы церковности народа и в исторической науке получило название «латинизации унии».
В результате «уния была не только мостом между Православием и католицизмом, незаметно менявшим конфессиональную принадлежность людей, что отмечают многие исследователи, но и мостом между восточной и западной культурами, между западным и восточным менталитетом, который незаметно переводил людей Востока на Запад. Уния, навязанная не столько церковными, сколько политическими методами и государственной силой, вела белорусов и украинцев к денационализации».
Из всего сказанного становиться ясно, что если Люблинская уния повергла белорусов к ногам Польских правителей, то Брестская уния окончательно отдала их в руки западных цивилизаторов. Совокупность этих причин привела к тому, что этногенез белорусов оказался существенным образом искажен и заторможен. С конца XIV в. белорусская народность формировалась под все более нараставшим враждебным цивилизационным влиянием и давлением. Белорусы лишились элиты. При этом граница цивилизационного противостояния прошла не между народами, а между высшим и низшим сословиями одного народа, внося в его среду страшный по своим последствиям, духовно-культурный раскол. Православная Церковь, уже определившая цивилизационный лик народа, в лоне которой предки белорусов сформировали свою духовность и культуру, не просто потеряла влияние, а практически исчезла.
