Захват Полоцка новгородским князем Владимиром Святославичем, убийство Рогволода и насилие над Рогнедой относятся к числу «злодейских», «кровавых» сюжетов древней истории Белой Руси. Во всяком случае, такие эпитеты нередко мелькают не только в литературе популярного характера, но встречаются порой и в научных трудах.
В Повести временных лет по Лаврентьевскому списку краткий рассказ об этом событии передан так: «И послал [Владимир] к Рогволоду в Полоцк сказать: Хочу дочь твою взять себе в жены. Тот же спросил у дочери своей: Хочешь ли за Владимира? Она ответила: Не хочу разуть сына рабыни, но хочу за Ярополка. Этот Рогволод пришел из-за моря и держал власть свою в Полоцке […]. И пришли отроки Владимира и поведали ему всю речь Рогнеды — дочери полоцкого князя Рогволода. Владимир же собрал много воинов — варягов, словен, чуди и кривичей — и пошел на Рогволода. А в это время собирались уже вести Рогнеду за Ярополка. И напал Владимир на Полоцк, и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял в жены».
Все это находится в летописи под 980 г., но сама Повесть временных лет, содержащая эту запись, приобрела свой настоящий вид более чем через сто лет, в начале XII в. Отсюда возникает закономерный вопрос о том, что в этой записи достоверно, а что сомнительно и маловероятно. При ответе на него следует учесть характер литературной обработки летописных сведений. Действительно, текст, написанный историком-летописцем спустя многие годы после произошедших событий, не может приравниваться к свидетельству участника, очевидца или современника. Автор (или редактор) Повести временных лет обращался к записям более ранних писателей, использовал устные предания, насыщая свой текст собственными суждениями морального плана. Без учета всех этих факторов было бы ошибкой считать воспроизведением исторической действительности рассказ о событиях, которые в сознании самого летописца восходили ко временам легендарным.
В первую очередь, возникает вопрос о датировке. Из более древнего памятника («Память и похвала князю русскому Владимиру» монаха Иакова) известно, что Владимир стал киевским князем в 978 г. Следовательно, нападение на Полоцк не могло случиться в 980 г. Более того, еще выдающимся исследователем русского летописания А.А. Шахматовым (1864-1920) было сделано заключение, что сватовство Владимира к Рогнеде и его война с Рогволодом вообще не были связаны с борьбой за Киев, и имели место около 970 г. (то есть еще при жизни киевского князя Святослава). Летописная запись в таком случае представляет собой составной рассказ, в котором основная линия (борьба Владимира с братом Ярополком за единовластие) разрывается вставкой из раннего новгородского летописания о походе Владимира на Полоцк. Если встать такую точку зрения, то перечисление в войске Владимира «варягов, словен, чуди и кривичей» имеет отношение к походу на Киев, а не на Полоцк. Отсюда следует также, что «кривичи» (не ясно, полоцкие или смоленские, или и те и другие вместе) к этому времени поддерживали притязания новгородского князя на киевский престол. Наконец, и сама продолжительность совместной жизни Владимира и Рогнеды удлиняется почти на десять лет.
После уточнения датировки естественно обратиться к обстоятельствам события. Имена «Рогволод» и «Рогнеда» представляют собой славянскую передачу скандинавских имен «Рагнвольд» и «Рагнхильда». О самом Рогволоде прямо говорится, что он «пришел из-за моря», то есть не был местным племенным вождем. Варяги быстро усваивали некоторые славянские обычаи. Так, причиной для конфликта представляется унизительный для Владимира отказ полоцкой княжны: «не хочу разуть сына рабыни» (указание на славянский обычай разувания жениха). Сама ситуация выбора между двумя женихами (Ярополком и Владимиром) могла возникнуть у Рогнеды только до того времени, пока Ярополк не был женат. Известно из Повести временных лет, что его женой стала монахиня – гречанка, привезенная в подарок князем Святославом своему старшему сыну из болгарского похода в 970 г. Это еще один аргумент в пользу более ранней даты полоцких событий. Действия Владимира после отказа Рогнеды вполне соответствуют нравам современников, которые решали конфликты силой, поединком в поле.
В более поэтизированном и расширенном виде сообщение о нападении Владимира на Полоцк повторяет статья под 1128 г. все в той же Лаврентьевской летописи. Однако здесь появляются новые детали. Ведущая роль отводится Добрыне, советнику юного князя («Володимеру детску сущу»). Именно Добрыня посылает сватов в Полоцк и после отказа Рогнеды (Ярополк как другой жених не упоминается вовсе), идет с Владимиром на Полоцк, пленяет Рогволода и велит Владимиру совершить насилие над Рогнедой в присутствии отца и матери (редакция 980 г. этой подробности не содержит). Рогволода убивают, Владимир женится на Рогнеде, дает ей новое имя – Горислава, затем рождается его первый сын Изяслав. Впоследствии, когда киевский князь стал брать себе других жен, он удалился от Рогнеды, что вызвало ее покушение зарезать его во время сна из смешанного чувства отверженности и желания совершить кровную месть. Пробудившийся Владимир пришел в ярость и готов был убить княжну, но смутился при виде юного Изяслава, державшего меч Рогнеды в своих руках. По совету с боярами князь решил отослать Рогнеду с сыном в «ее отчину», построив город, известный сейчас как Заславль. Этот поступок трактуется как осознание Владимиром своей вины перед насильно взятой женой. Обнаженный меч Изяслава и стал по смыслу рассказа символом вражды между внуками Рогволода (полоцкими князьями) и внуками Ярослава (киевскими князьями). Сама запись была сделана в качестве пролога к сообщению о высылке семейства полоцких князей киевским князем Мстиславом в Константинополь в 1129 г. за их отказ поддержать совместный поход других русских князей на половцев.
Откуда и почему взялись эти новые подробности? Обращает на себя внимание предваряющие рассказ слова летописца «яко сказаша ведущии» (то есть, как поведали знающие). В свое время еще русский историк К.Н. Бестужев-Рюмин (1829-1897) истолковал «ведущих» как певцов-сказателей народной поэзии. Действительно, легендарные мотивы обнаруживаются в летописной статье 1128 г. в разных местах: и в характеристике «храброго воеводы» Добрыни, и в описании драматических обстоятельств взятия Полоцка и покушения Рогнеды на спящего Владимира. Самый смысл рассказа заключается в пояснении причин вражды в потомстве Владимира с помощью народных преданий.
Так описание одного и того же события было дважды адаптировано разными авторами русской летописи в разных контекстах. В первом случае вражда Владимира и Ярополка выводилась еще из их юношеского соперничества за руку полочанки Рогнеды. А во втором случае она приобретала историческую перспективу и перерастала в родовую вражду.
В последующем русском летописании сюжет приобрел некоторые дополнительные подробности. Так, в поздней Иоакимовской летописи (предположительно XVII в.), использованной историком В.Н. Татищевым, говорилось, что Владимир пошел на Рогволода, поскольку тот прежде повоевал «волости Новгородские». Вероятнее всего, автор удревнил походы полоцких князей Брячислава и Всеслава на Новогород, которые имели место в XI в. Также в Тверской летописи, под 988 г. есть сообщение о том, что Владимир после своего крещения и женитьбы на греческой царевне Анне предложил, будто бы Рогнеде выйти замуж за кого-либо из «вельмож» своих, но та выбрала монашеский постриг с именем Анастасии: «Не хочу быть рабой ни князю, ни царю, но невестой Христа». Это известие, записанное в XVI в. и правдоподобное само по себе, основывается, вероятно, на каком-то предании.
Следует еще обратить внимание на развитие сюжета Владимирова сватовства к Рогнеде в житийной литературе. В так называемом Особом житии князя Владимира под влиянием скандинавских саг встречается сказание о взятии Херсонеса (Корсуня) около 988 г. Согласно житийной версии, киевский князь по подсказке варяга Ижберна нарушил тайное сообщение горожан с внешним миром, взял город и, схватив «корсунского князя с княгинею», овладел на их глазах их дочерью, после чего приказал убить. Известный легендарный мотив был таким образом вплетен в иную сетку событий. Литературные параллели летописному рассказу о Владимире и Рогнеде обнаружены сотрудником института славяноведения РАН С.В. Михеевым в скандинавских сагах (например, в «Песне о Хледе»). Там также повторяются мотивы сватовства, унизительного отказа невесты, гибель ее отца и ее неудачная месть.
Таким образом, история сватовства князя Владимира Святославича к полочанке Рогнеде, представленная в кратком виде в летописной статье 980 г., восходит, вероятнее всего, к новгородским записям. В Повести временных лет этот рассказ был помещен в контекст междоусобной борьбы Владимира и Ярополка за Киев, хотя поход на Полоцк, убийство Рогволода и захват Рогнеды Владимиром произошли почти на десять лет раньше. Со временем рассказ приобрел все больше легендарных черт и превратился в сказание, бытовавшее в устном предании параллельно летописному тексту. Это предание, в свою очередь, оказало влияние на позднейшее русское летописание, которое заимствовало из него ряд новых подробностей. То же предание сказалось в житийной литературе и даже отразилось в скандинавских сагах.
В итоге можно сказать, что сведения о сватовстве князя Владимира к Рогнеде и их насильственном браке имеют в значительной мере легендарный характер, который приобретают устные пересказы спустя сто и более лет: в каждую эпоху в них видят что-то свое и что-то понемногу добавляют. Трудно сказать, действовал ли князь Владимир по внушению своего дяди воеводы Добрыни, был ли настоящей причиной похода на Полоцк гордый ответ Рогнеды, да и сам сюжет, связывающий браки Владимира со взятием городов, выглядит каким-то повторяющимся (Полоцк — Рогнеда, Киев — жена Ярополка бывшая монахиня «грекиня», Херсонес — византийская принцесса Анна). Кроме того, данные, что у Владимира от Рогнеды, согласно Повести временных лет, было четыре сына и две дочери, то есть больше детей, чем от других жен, трудно согласуются с легендарными сведениями об их несчастной семейной жизни. Во всяком случае, последующее принятие христианской веры и князем Владимиром, и Рогнедой предполагает их раскаяние и взаимное прощение.
