Герои и кумиры
02 июля 1997-го Законом республики Беларусь № 49-З была учреждена новая государственная награда — Орден Кастуся Калиновского. В середине 90-х образ Калиновского как «национального» белорусского героя, ратовавшего за свободу страны, ни у кого не вызвал сомнений, и появление такой национальной награды казалось вполне уместным и исторически оправданным.
По замыслу авторов «Положения об ордене» орден должен был стать высокой государственной наградой «за самоотверженный поступок, мужество и отвагу». Но почему награждений это почётной наградой так и не случилось? Ни сразу по традиции в момент учреждения ордена, ни позже? Награждений не было вообще. Ни одного. Неужели во всей стране не нашлось достойных? Но это очевидный нонсенс: белорусский народ всегда отличался любовью к Родине и отвагой, достойных много. Тогда почему? Для ответа на это вопрос, необходимо, как это ни ужасно прозвучит для нынешних скачущих «евроинтеграторов», вернуться в Российскую Империю.
Благие намерения…
Как хорошо известно, дорога в ад вымощена благими намерениями. Именно такие намерения и пропагандировал сын польского шляхтича из Подляского воеводства Винсент Калиновский. С его точки зрения было необходимо передать всю землю крестьянам и развернуть крестьянскую революцию. Действия у Калиновского и его соратников не расходились с делом. Подготовка к восстанию началась заблаговременно и велась масштабно. Уже со второй половины 1861-го года на территории современной Литвы и Белоруссии активно работал находящийся в Вильне «Комитет движения». В 1862-м году последовала реорганизация: комитет был преобразован в Литовский Провинциальный Комитет и отошёл в подчинение Центральному Национальному Комитету (ЦНК). В октябре 1862-го года единоличным главой комитета стал Константин Калиновский, а в январе 1863-го года на землях Царства Польского вспыхнул мятеж, вошедший в историю как Январское восстание.
… и дорога в ад
Главный «борец за свободу белорусского крестьянства» видел эту самую свободу несколько необычно: исключительно через призму польского сепаратизма. По его мнению, белорусские революционеры должны ориентироваться на Польшу, так как только революционная (читай, отколовшаяся от России) Польша якобы может дать самоуправление жителям белорусско-литовских земель. Девиз Калиновского был ещё красноречивее: «Польское дело — это наше дело, это дело свободы». Никакой реальной независимостью Беларуси тут и не пахло.
Методы обретения свободы по Калиновскому не блещут излишним гуманизмом. Вот цитата из его нелегально издаваемой газеты «Мужицкая правда»: «Пан будет плохой — пана повесим, как собаку! Мужик будет дрянной, то и мужика повесим, а дворы их и сёла с дымом пойдут, и будет справедливая свобода!» Всех, кто не согласен с нами – повесить! А дворы – сжечь! Кстати, не смотря на существование письменного западнорусского языка (так тогда назывался белорусский язык), газета издавалась с использованием польского (т.е. латинского) алфавита.
Жестокость «белорусского» «национального героя» Калиновского по отношению к тем крестьянам, которые не поддержали восстание (а таких было подавляющее большинство), просто поражает. Так, например, в конце апреля 1863 г. недалеко от местечка Жогинь Россиенского уезда (входил в Ковенскую губернию, ныне – территория современных Литвы, Латвии и Белоруссии) была повешена беременная крестьянка Карабинова. Жертва, когда была вздернута на дереве, разродилась мертвым ребенком. В Ковенском уезде близ местечка Бодзь повесили крестьянина Багонского и его жену. На груди повешенных прикреплен был приказ мятежников, воспрещавший хоронить эти тела, которые и оставались несколько дней непогребенными.
И это был отнюдь не единичный случай. Вот, например, что писали «Литовские епархиальные ведомости» за 1863 год (№№ 10–15, 17): «27-го Апреля мятежники явились, Бобринскаго уезда, в сею деревню в четыре часа вечера, и, напав на дом священника Феодора Страшкевича, потребовали от него и от всех прихожан насильственно подвод, и угрожали смертью, если чрез полчаса не будут подводы готовы к отъезду. Увещания священника прихожанам, чтобы они, собравшись все, не давали подвод, были бесполезны. Поляки сами на лугах изловили лошадей, и силою вооружения принуждали крестьян запрягать их в повозки. Очередь следовала только за священником. Поелику он не доставил своих лошадей к назначенному сроку, то мятежники схватили его в собственном доме и под конвоем привели к своему начальнику. Начальник обошелся с священником грубо. По его приказанию, поляки, схвативши. Страшкевича, посадили на повозку, завязали платком рот и глаза, а один из них, севши на священника, сильно придавил его грудь толкал его и ударял под бок прикладом ружья. Жена священника, бывшая тут, горькими слезами умоляла мятежников и их начальника освободить ее мужа. Но они, не вняв ее просьбам, не дозволили ей даже проститься с ним и так бесчеловечно оттолкнули ее, что она упала на землю без чувств;—не обратили внимания на ее беременное положение, в котором она находится. Поднявши ее с земли, мятежники повлекли ее, под руки, в дом. Ее здоровье находится теперь в самом опасном положении. Схватив священника, мятежники велели другим запрячь священническую лошадь с збруей в собственную его бричку, и взяли ее с собою. Лошадь с бричкой и упряжью, захваченные мятежниками, стоят более 120 рублей, и эта потеря вполне. разорительна для 0. Страшкевича, недавно поступившего на место, и только лишь начинающего заводиться хозяйством. За тем мятежники поехали в свой путь, везя и священника. Дорогою священник принужден был выслушивать колкие насмешки, над духовенством не только православным, но и над римским. Но видя вежливость и терпение священника, мятежники сделались к нему снисходительнее; однакож все-таки уговаривали и угрожали обритием бороды, побоями, расстрелянием, виселицею, если он не присоединится к ним. Прибывши во двор попину, после отдыха и переклички, мятежники отправились в дальнейший путь, — но куда, священник не мог узнать, так как ему были завязаны глаза и караульные держали его руки. Когда они отъехали, а о. Страшкевича оставили во дворе (это было на 28-го Апреля в 3 часа утра); то чрез четверть часа караульщики, по бывшему приказанию начальника, отпустили священника, сказавши: „с этого попа нам не будет пользы.“ Так как священник Страшкевич схвачен был в летнем платье; то во время ночной езды он сильно простудился, а возвращаясь домой пешком и промочивши, кроме того, ноги, он еще более простудился, и уже с трудом добрел до села Перковичь. В настоящее время он так расстроен здоровьем, что с большим трудом может заниматься обязанностями службы».
Как мы можем видеть, даже священнический сан не мог остановить «борцов за свободу» от обычного разбоя. Но, если бы только всё ограничивалось обычным грабежом.
Читаем далее: «Нельзя не вспомнить здесь и о других жертвах неистовства, известных уже публике, о двух сельских учителях в Ковенской губернии — Смольском и Котлинском, принадлежавших к духовному званию из которых первый, не смотря на раздирающие сердце слезы жены и детей, повешен в виду семейства, а последний убит. Два становых пристава — Настернаков в Ковенской губернии и Курганович в Гродненкой губернии, престарелые годами и службой, имевшие многочисленные семейства повешены публично; первый для того взят был из дома знакомого ему ксендза, а последний — только лишь приехал на новое место своего служения Царю и отечеству. оба они подверглись тяжкой участи видимо по тому поводу, что были православные».
Сколько всего человек пало от рук пособников Калиновского? Точно не известно. В Вильнюсе на стенах Пречистенского собора доски с именами 349 человек, виновных лишь в том, что они думали иначе, нежели польские повстанцы 1863 года. Но это только часть имен. Жертв было гораздо больше. В Виленской, Минской, Гродненской и Ковенской губерниях от рук подручных Калиновского погибло более 600 мирных жителей. Крестьян и мещан, священников и чиновников, учителей и докторов, просто людей, желавших жить на своей земле, а не батрачить на «просвещённую» Польшу.
Свои идеи Калиновский доносил до крестьян через нелегально издаваемую газету «Мужицкая правда» («Mużyckaja prauda»). Не смотря на то, что это издание было ориентировано на массу в основном православных крестьян, привыкших к кириллице, издавалась газета с использованием польского (т.е. латинского алфавита). Очевидно, это было сделано из чисто политических соображений и само по себе говорило об истинной цели авторов, даже не помышлявших и реальной независимости Белоруссии. Впрочем, у нас нет необходимости «вычислять» политический курс Калиновского и его соратников.
В своём произведении «Письмо Яськи-гаспадара з-пад Вильни» («Пісьмо ад Яські-гаспадара з-пад Вільні да мужыкоў зямлі польскай») Калиновский пишет открыто: «Мы, что живём на земле Польской, что едим хлеб Польский, мы — Поляки из веков вечных». Комментарии, как говорится, излишни.
Непопулярность идей Калиновского среди белорусского народа и полный провал его агитационной политики были всем ясны ещё в XIX веке. Один из основоположников белорусской исторической науки академик Е.Ф. Карский (1861 – 1931) воспринимал восстание 1863-1864 гг. именно как польское. Хотя фигуру Калиновского Е.Ф. Карский не оценивал, он оценил публицистическую деятельность польского повстанца. Вот что пишет Карский о тех текстах, которые некоторые современные белорусские исследователи выдают за проявление белорусской национальной идеи: „В начале 60-х годов, отчасти и раньше, белорусское наречие служило орудием и другого рода литературы, имевшей целью возбуждение простого народа против православной веры и господствующей русской народности. Как показали последовавшие затем печальные политические события, эти брошюры-прокламации не оказали своего действия на белорусов, даже бывших униатов и католиков: они сначала как пассивные зрители с любопытством смотрели на начавшееся движение, а потом чаще относились к нему враждебно. Происхождения они, несомненно, в большинстве случаев польского и католического: на это указывает их латинское письмо, тенденция и некоторые другие обстоятельства. Литературного значения они не имеют. Рассматривая литературу на белорусском наречии, нельзя, однако, умолчать и о них, так как их читали белорусы, а может быть, некоторые из белорусов и сочувствовали им. Во всяком случае, некоторое их влияние на дальнейшей белорусской литературе и жизни заметно. Возможно, что и авторы их, хотя и католики, были отчасти белорусского происхождения, а некоторые из них и непритворно любили простой народ». По подкреплённому конкретными примерами подробнейшему анализу Е.Ф. Карского, вся пропаганда повстанцев идеализирует исключительно Польшу, возбуждает ненависть к России и Православию и не несёт ничего белорусского национального.
Таким образом, в историографию XIX-го столетия Калиновский вошёл как польский националист, пытавшийся кровавыми убийствами и террором против мирного населения подчинить Белоруссию Польше.
Рыцарь без страха и упрёка
После революции 1917-го года акценты сместились, причём в диаметрально противоположную сторону. Идеи Калиновского про «польское дело», которые и были реальной основой его политической платформы, стали считаться приписанными ему «идеологами самодержавия и польскими националистами». Его «Мужицкая правда» и «Письма из-под виселицы» стали образцом прогрессивной революционной мысли. А грабительские и граничащие с геноцидом рейды его подручных стали называться народно-освободительной борьбой против гнёта самодержавия. Так историк А. Смирнов признал и положительно оценил постановку К. Калиновским вопроса об образовании самостоятельной Литовско-Белорусской республики. Позиция же белорусских революционных демократов по национальному вопросу накануне и во время восстания вкупе с описаниями казней несогласных крестьян во 2-м томе «Истории Белорусской ССР» (Минск, 1972) просто не упомянуты.
Так польский шляхтич-националист и кровавый бандит Калиновский «переквалифицировался» в пламенного борца за свободу народа и крупнейшего общественно-политического деятеля Белоруссии середины XIX-го века.
Белорусский Родин Гуд
Развал СССР, случившийся в 1990-м году, погрузил обществе в полное безвременье. Прошлое рисовалось ужасным, а будущее терялось во мраке безысходности. В такой ситуации народу для того чтобы устоять и сохраниться как общность срочно нужны были новые духовные ориентиры. И тогда созданный ещё в советские времена из ничего героический образ Калиновского занял на опустевшем подиуме национальных ориентиров место где-то между Робин Гудом и Че Геварой. Положительная оценка обществом советского мифа о Калиновском фактически покрыла его бронзой. Такое положение вещей немедленно нашло своё отражение в исторической литературе, которая уже в условиях совершенно иной общественно-политической государственной формации продолжила неожиданно востребованный привычный курс агитпропа СССР на восхваление «национального героя». И надо сказать, что эта тенденция оказалось стойкой.
Так, например, в вышедшем уже в 2005 году в издательстве ЧУП «Издательство Юнипресс» пособии для старшеклассников и абитуриентов «История Беларуси. Полный курс», восстание 1863 г. называется «национально-освободительным движением», которое коснулось не только польских земель, но и тех территорий, которые ранее входили в состав Речи Посполитой. Авторами данного пособия являются преподаватели исторического факультета Белорусского государственного университета, редакторами являются профессор О. А. Яновский и доцент А. Г. Кохановский. По мнению авторов пособия, это движение можно разделить на две группы – «красных» и «белых». «Белые» якобы были представителями интересов высших слоев, а «красные» — низших социальных слоев и национальных меньшинств. В 1862 г. «красные», по утверждению авторов учебного пособия, создают Центральный национальный комитет в Варшаве и Литовский провинциальный комитет, который должен был руководить восстанием на территориях, где проживали национальные меньшинства, в том числе и белорусы. Руководителем Литовского провинциального комитета и стал К. Калиновский, который, по мнению авторов рецензируемого пособия, ратовал «за безвозмездное наделение крестьян землей» и «отстаивал права народов на независимость». В 1864 году Калиновский был казнен, но перед смертью передал «Письма из-под виселицы», которые авторы пособия считают «завещанием белорусскому народу».
Проанализируем основные тезисы авторов рецензируемого пособия. Красной нитью в издании проходит мысль о том, что Калиновский как лидер восстания опирался на социальные низы и пытался добиться наделения их землей и улучшения их материального благосостояния. Ещё раз отметим: это оценка не замороженного застоем 1979-го, а вполне себе фонтанирующего разнообразием исторических трактовок 2005-го года.
Но тогда, в 90-х олицетворяемый Калиновским образ Робин Гуда и Че Гевары «в одном флаконе» по старой ещё советской пропагандистской традиции требовал дальнейшего усиления своего культа. И на волне ажиотации от того, что и у Белоруссии есть своя собственная национальная константа, не подверженная ветрам перемен, учреждается орден Кастуся Калиновского.
«…возметает ветр от лица земли»
Лицом к лицу, как известно, лица не увидать. Потребовалось практически десятилетие, чтобы взглянуть на образ» несгибаемого борца за свободу» непредвзято и более или менее объективно.
В исторической науке стали появляться более приближённые к реальности взгляды, нежели мотивация авторов Положения об ордене. Так белорусский историк А.Д. Гронский в своей статье «Калиновский: конструирование героя» (Беларуская думка. № 2. 2008. С. 82-87) пишет:
«В 10-е годы XX века, когда ещё были живы свидетели польского восстания 1863—1864 годов, представители белорусского национального движения не находили в восстании никаких белорусских деятелей, в том числе Викентия Константина Калиновского. В газете «Наша ніва» нет ни одного упоминания о нём. Калиновского попытались сделать белорусским национальным героем лишь в конце Первой мировой войны, то есть через более чем 50 лет после его смерти, когда подавляющее большинство очевидцев восстания уже умерло, и никто не мог опровергнуть утверждения новых белорусских историков. Легенда распространилась после крушения Российской империи в среде белорусских сепаратистов, удачно, хоть и не без трудностей, вписалась в советскую историографию и, наконец, так же удачно перешла в новую националистическую концепцию истории, начавшую формироваться в конце 80-х годов XX века. В Белоруссии конца XX столетия легенда о К. Калиновском получила новое развитие».
Крушение легенды началось, как водится, с первоисточников, т.е. с текстов «Мужицкой правды». Накануне и в период восстания Калиновский выпустил ряд печатных прокламаций, которые должны были побудить крестьян к бунту. При более глубоком исследовании как самих текстов, так и отзывов о них исследователей XIX-го века, стало понятно то, что и так было очевидно современникам Кастуся: пропаганда Калиновского никак не повлияла на поддержку повстанцев сельскими жителями. Наоборот, сельские низы активно противились попыткам втянуть их в восстание. Потерпев же фиаско в информационной войне, «повстанцы» начали применять по отношению к несогласным кровавые репрессии, что только усилило ненависть сельчан к подручным Кастуся, большую часть которых переловили и сдали властям сами крестьяне.
Только после осознания истинного положения вещей, и стал вырисовываться истинный образ Викентия-Константина Семёновича Калиновского, польского шляхтича, всеми силами пытавшегося путём террора и геноцида православного населения осуществить свою мечту: увидеть в белорусском небе бело-красные флаги новых хозяев.
Заключение
Белорусская земля богата замечательными, самоотверженными людьми, которыми можно гордиться. Поэтому придумывать новых национальных героев, которые таковыми не являются, бессмысленно. Тем более бессмысленно и даже оскорбительно награждать истинных героев и патриотов Беларуси орденом имени польского националиста, призывавшего убивать белорусов, противившихся власти Польши.
Через 8 лет после своего учреждения, не будучи ни разу вручённым, орден Кастуся Калиновского был упразднён.
