Первое сообщение о нарушении западной границы авиацией противника поступило в Минск через четыре минуты после того, как немецкие авиационные армады устремились в глубь советской территории, то есть между 4:10–4:20 по московскому времени.
Главный удар в полосе Западного фронта был нанесён противником на центральном, белостокско-минском направлении. Направив в приграничные армии распоряжение «поднять войска и действовать по боевому», командование фронта ожидало, что вскоре события пойдут по запланированной схеме войны «малой кровью на чужой территории». С психологической точки зрения этому способствовала внешне спокойная обстановка в Минске, сохранявшаяся благодаря отсутствию бомбардировок.
Но, как очень скоро выяснилось, это было лишь затишье перед бурей: план стратегического развёртывания вооружённых сил Германии «Барбаросса» упоминал Минск, наряду с такими городами как Вильнюс, Смоленск, Москва, в качестве особо важных объектов для быстрой заблаговременной нейтрализации посредством авиации и последующего захвата, поскольку на них базировалась основная система сообщений.
В 15:00 состоялось собрание партийного актива Минска. Бывший секретарь ЦК КП(б)Б Н. Е. Авхимович вспоминал: «Активу была поставлена задача предотвращать панику, обеспечивать организованный перевод всей партийной и хозяйственной работы на военный лад. Ни о каком отступлении, тем более оставлении территории Минска, на этом активе речи не шло. Более того, речь шла о том, чтобы коммунисты, партийный актив боролись с проявлением фактов бегства, эвакуации семей, так как это внесёт деморализацию и будет использовано паникёрами…»
Утром 23 июня жизнь Минска переступила грань, за которой продолжалась уже по законам военного времени. В это утро на подступы к городу прорвались первые немецкие самолёты-истребители, которые обстреляли аэродром и людей на шоссе у восточной окраины.
Около полудня до Минска добрались и первые бомбардировщики, правда, в этот день они ограничились только налётами на железнодорожную товарную станцию и аэродром. Некоторые очевидцы вспоминали, что с любопытством наблюдали за проплывавшими над городом самолётами, стоя прямо на улице, так как чувства опасности абсолютно не было. Совсем иная картина наблюдалась на аэродроме, который в этот день бомбили 11 раз, нанеся огромный ущерб: часть машин была уничтожена прямо на земле, сгорели склады с горючим.
В середине дня первый секретарь ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко позвонил И. В. Сталину с просьбой разрешить эвакуацию государственных ценностей и детских учреждений. Сталин, удивившись – не рано ли? – разрешение всё же дал, но при этом в очередной раз потребовал не поддаваться панике.
Получив «добро» вождя, во второй половине дня ЦК КП(б)Б принял постановления об эвакуации в двухдневный срок детей из детских домов, садов, лагерей, городов, подвергавшихся бомбардировке в полосе военных действий, и из Минска, а также ценностей и денежных знаков из Белорусского отделения Государственного банка СССР. Дирекции строившегося авиационного завода № 453 было разрешено вывезти оборудование, квалифицированных рабочих и ИТР.
Примечательно, что маршруты за пределы БССР были предусмотрены только для Госбанка и авиазавода. Самыми безопасными местами для минских детей всё ещё виделись ближайшие к столице районы.
Банковские ценности были вывезены на рассвете 25 июня в Тамбов. В связи с началом 24 июня массированных бомбардировок, эвакуацию оборудования авиазавода осуществить не успели, смогла уехать лишь часть коллектива. Полностью сорвался вывоз детей.
Утро 24 июня перечеркнуло все надежды на благополучный исход событий. В 9:40 началась первая массированная бомбардировка Минска, за ней с небольшими перерывами последовали другие. В этот день было не менее 18 авианалётов силами по 35 – 40 самолётов каждая. Этот ад продолжался до 21 часа.
Уже в первой половине дня вышли из строя электроснабжение и водопровод, прекратили работу хлебозаводы и магазины, предприятия и учреждения, городской транспорт. Со второй половины дня 24 июня жизнь в Минске была фактически парализована.
Советские документы не зафиксировали количество жертв бомбардировок и пожаров, а также масштаб разрушений Минска в июньские дни. По оценке немецкой санитарной службы, на 1 августа 1941 г. под развалинами оставалось ещё от 600 до 700 тел.
Немецкие же источники говорят о том, что в 1941 г. город был разрушен на 85%. Из этого количества потери жилого фонда составили 65%.
Вечером 24 июня из столицы вывезли архивы центральных партийных и комсомольских органов. Поскольку повреждённое при первой бомбардировке здание Дома правительства было оставлено сотрудниками, архивы Совнаркома, наркоматов и Верховного Совета БССР подготовить к вывозу не успели. В руки немцев попали почти все дела, касавшиеся государственного управления и все мобилизационные дела БССР. Такая же участь постигла государственные архивные, музейные и библиотечные фонды. Не удалось эвакуировать оборудование ни одного промышленного предприятия.
Сколько эшелонов с людьми смогли отправить непосредственно из Минска и дополнительных пунктов погрузки – неизвестно. Не существует также данных об общем количестве минчан, которым удалось эвакуироваться по железной дороге или автотранспортом.
После 9 часов вечера 24 июня, когда на время прекратились авианалёты, начался массовый исход из города по Могилёвскому и Московскому шоссе жителей, пытавшихся укрыться от бомбардировок и пожаров.
В докладной записке от 20 июля 1941 г. председателя СНК БССР И. С. Былинского на имя заместителя председателя СНК СССР А. Н. Косыгина о ходе эвакуации из Белоруссии констатировалось: «В связи с внезапностью нападения создать организованную эвакуацию из западных и Минской областей не удалось, и население в большинстве случаев пешеходом уходило из мест, занимаемых противником». При этом, однако, не было оговорено, что такой «пешеход» обычно заканчивался вынужденным возвращением на родное пепелище, как это случилось с большинством минских беженцев.
Подтверждения этому имеются в воспоминаниях многих минчан. Л. П. Булат: «Семья приняла решение уходить из Минска… Быстро собралась группа человек в 30. В основном семьи с малыми детьми… все были убеждены, что выход в «беженцы» – это не надолго. Пара недель, ну месяц от силы! Главное, чтоб к немцам в лапы не попасть сейчас, а там их обязательно остановят… Действительно в беженцах довелось быть недолго. 30 июня передовые немецкие части вошли в… местечко Дукора, где мы ночевали… Бежать дальше не было смысла, и наша семья вернулась обратно».
В 20:00 24 июня, в условиях непрерывного обострения ситуации на Белостокско-Минском направлении, все центральные партийные и советские организации получили приказ командующего Западным фронтом генерал-лейтенанта Д. Г. Павлова об эвакуации из Минска. Руководители БССР и столицы выехали на автомашинах в Могилёв в промежутке между 2:00 и 4:30 утра 25 июня. Этой же ночью город оставил штаб Западного фронта.
В течение 25–26 июня 1941 г. в Минске ещё оставались подразделения 42-й бригады конвойных войск НКВД СССР, на которые была возложена задача «по очистке города от выброшенных десантов». Но в 3:00 26 июня, сняв войсковую охрану с тюрем и складов, штаб бригады и личный состав частей ушли в свой пригородный лагерь, а в 18:00 того же дня двинулись к Могилёву. В это же время Минск покинули ещё остававшиеся там оперативные группы бригады.
После упорных оборонительных боёв на территории Минского укреплённого района, продолжавшихся 25 – 28 июня, советские войска вынуждены были отойти на восток. Вечером 28 июня в Минск вступили передовые части 3-й танковой группы вермахта.
Трагедия первых дней войны стала прологом к ещё более тяжким испытаниям, выпавшим на долю минчан с началом нацистской оккупации. Но разрушенный, понёсший большие демографические потери Минск не стал на колени: тем же грозным летом 1941 г. была открыта новая страница в его истории, связанная с мужественной борьбой антифашистского подполья.
