Воспоминания спасшейся жительницы деревни Пустомстиж Бегомльского района Н. С. Буланды 1930 г. р.
Ноябрь 2017 г.
«Были одни украинцы и литовцы»
Я все помню, как это было.
Они приехали в нашу деревню Пустомстиж в 12 часов дня в пятницу 28 мая 43 года. Были одни украинцы и литовцы, немцев не было. Форма у них была похожа на немецкую. Никто не ожидал этого, никто и не думал — никого ж не убили рядом, ничего.
Наша деревня стояла как в Ганцевичи поворот с дороги, примерно километр было до деревни Иканы. У меня в метриках написано, что я родилась в деревне Пустомстиж.
Раньше мы жили на хуторе, там домов 20 было. Потом нас стали стягивать в деревни. У нас тут было около 60 хат. А через речку была горка — Малый Пустомстиж, там 30 хат стояло.
Сперва немцы приехали и побрали мужиков из деревень в подводчики — на Палик подвозить. Говорили, что партизаны их там, на Палике сильно потрепали. Они приехали озверевшие. Они поглядели, что если согнать сразу все три деревни — Иканы, Пустомстиж и Горку, то не смогут сразу всех побить.
«Идите на собрание…»
Тогда пошли по улице и стали сзывать на собрание. Ходит литовец и приказывает: «Идите на собрание». Они с акцентом говорили.
Сначала начали нашу деревню водить в сарай. Там сарай большущий стоял. Приведут семью в сарай и рас- стреляют, потом следующую.
Жителей Икан стали уже расстреливать в доме. Это был дом Каминского Язэпа. Он был двоюродный брат моего отца. Дядьку Язэпа тоже в своем доме в этом убили и спалили. Одна женщина с Икан, ее фамилия — Глушанина, выползла раненая из этого дома. Она потом долго жила. Когда пойдем на работу в колхоз, так она рассказывала, что семьями водили по очереди и убивали. Там люди были недобитые, поднимались. Потом спалили всех. У дядьки там клеть была — амбар, туда он зерно ссыпал. Там людей из Горки били. Нашу деревню первую в сарае, потом Иканы в доме, а из Горки водили в эту клеть.
Пришел к нам в хату литовец. Приказал идти на собрание. Мать печь топила. Спрашивает: «Всем идти?» Говорит: «Идите все на собрание». Это они так обманывали.
У нас семья была большая — 10 детей у матери было. Отца звали Семен, мать — Луцэя. Дети были: Аня, Лиза, Миша, Христина, Зина, Лида, Женя, Люба, Мальвина. Двое внуков было — Витька и еще мальчик, забыла имя, — сестры старшей дети.
Печка топилась, так она оставила дома старшую дочь Аню, а сама собрала с отцом всех детей и они пошли. Говорит: «За что они будут нас бить, в чем мы провинились?» Не верили, что бить будут. Вот как они нас обманывали. Вся семья пошла. И там, в сарае, их побили.
У нас в деревне жил дядька Ян. Он здоровый был — чуть не 2 метра ростом. Он с этими фашистами стал драться, как его привели стрелять. Но они налетели на него и убили. А моя сестра Лида, пока он дрался с ними и внимание отвлек, раком вползла в жито, а за ней Женя, сестра моя 32-го года рождения, поползла. Рядом с домом моего дядьки полоса жита была, там они и спрятались.
Они потом в кустах сидели. А в это время подводчики ехали. Сестра моя выскочила на дорогу и говорит: «Не едьте, никого уже нет, всех побили». Они не поверили. Поехали, и их пригнали на этот двор стрелять. Тут и начался рукопашный бой. Некоторых побили, некоторые в кусты к речке побежали и сховались. Сестра говорила, что многих побили.
Я пошла к тетке, ее дом на повороте в Ганцевичи был. Мать спекла блин, я его взяла и побегла к тетке. Я у нее в основном и росла. Прузына Каминская — папина родная сестра. Пришла к тетке и говорю ей: «Тетка, знаешь, к дядьке Язэпу водят людей бить». Она говорит: «Наверное, тебя батька отлупил, что ты ко мне пришла. Что ты не пришла ночевать?»
Заходит литовец и говорит: «Матка, на собрание». «А что, — говорю, — видишь». Она взяла детей — двое деток у нее было — и пошли. Одному мальчику 10 лет было, а другому — 5. Одного звали Алеша, а другого — Дима.
Идем мы и доходим до половины деревни. А там у нас стоял стол и каменная плитка. Там женщины, когда был праздник Троица, вечером коров подоят и гуляли эту Троицу на плитке. И тогда меня фашист за шкирку взял и приказал: «Щеня, сиди. Будешь удирать — сейчас из автомата убью». А тетку с детьми повел. Ее там, в сарае спалили с детками.
С нашей деревни забрали в Германию 5 человек. Потом пригнали к нам еще с других деревень. Нас погнали и закрыли в сарай. Дверь подперли колом. Я думала, что будут палить как в Новом Селе — там живыми спалили.
Вечером поприходили коровы — ревут, а людей уже нет, некому подоить. Сидели в сарае — там 25 человек там собрали. Стало утро. Коровы эти ревут недоенные. Овечки бегали, они их стреляли. Вывели нас из сарая. Подогнали машины, погрузили нас и повезли. Коров погрузили в машины. На одну — 5 коров, на другую — 4 и на третью — 5. Одна корова спрыгнула с машины на шоссе, ничего не повредила и побежала.
Привезли нас в Логойск и посадили в тюрьму. Там речка текла, на взгорочку трехэтажный дом стоял, там их штаб был. Возле дома тюрьма была. Тюрьма отдельно была — одноэтажный дом. Вот нас туда посадили. В большой камере держали. Один раз в день суп приносили.
Там сидели семьи, у которых сыны были в партизанах. 6 семей там сидело и две дочки одного хозяина. Гоняли нас из тюрьмы бульбу чистить. У них поляк был поваром. Он нам говорил: «Если вас за эту неделю не вывезут в Германию, то будете висеть». А там висело 10 виселиц недалеко от этого дома. А тут такой красивый парк был, и речка рядом протекала.
Потом ночью пришли партизаны — хотели выпустить семьи. Сняли охрану и стали замок резать. Среди партизан предатель оказался, и он дал немцам выстрел. Из здания немцы выскочили, и начался бой. Там все гремело. Немцев побили. Не успели семьи освободить.
Учительница
Ночью пришла партизанка в разведку в Логойск, и ее арестовали. У нее была коса большая, черные волосы. Платье в горошек крепдешиновое с белым воротничком. Они ее очень сильно избили, но она ничего не сказала. Тогда открыли нашу камеру, и полицаи за руки и ноги расколыхали и бросили на цемент. Она только сказала: «Пить, пить». А наутро ее вывели и повесили. Никто не знает, как ее звали. Она была из Косино, учительница. Мужчины, которые там сидели, говорили, что она учительница.
«…а их повесили»
Двоих девочек забрали в Германию, а шесть семей повесили.
Назавтра нас повели в здание, а их повесили. Вот как идешь от речечки, там стояла кухня и тут эти виселицы. Нас привели в комендатуру, а там овчарки сидели. Нас фотографировали и сделали паспорт. Повезли в Минск, ночь на дворе переночевали, а потом посадили в вагоны-телятники и повезли в Польшу, а оттуда — в Германию…
«…а кровь лилась…»
Все деревни тогда спалили. Тела людские долго горели, а кровь лилась в речку. Там больше 500 человек погибло, детей много. Семьи тогда большие были, раньше бабы рожали сколько было. Моя мама и папа со всеми детьми погибли там. Могли бы ховаться — у нас большой подвал был, но поверили этим фашистам. Называли их «смертельный отряд» — у них на шапках кокарды были с черепом.
«…жаль, я тебя не убил…»
После войны лет через двадцать их разоблачили и арестовали. Суд был в Минске. Моя сестра Лида две недели была на суде. Сестра познала того, что вел отца и брата в сарай. Она говорила, что по рубцу познала. У него шрам был толщиной с палец. Узнала его, а он говорит: «Ну, щене, жаль, я тебя не убил тогда, когда ползла из сарая». Ее допрашивали на суде. Потом сестре пришло сообщение с суда, что высшую меру наказания им дали.
(фото с ресурса www.sb.by)
